– Ого! – Улыбка будущего ловчего померкла.
– Бюрократы, что поделать, – сочувственно вздохнул Зеленский. – Еще придется пройти тесты, теоретический и практический… ну и вступительный взнос потребуется.
– Взнос? А сколько это?
– Завтра здесь будет человек, который регистрацией занимается, он точно скажет. Я не помню, что-то в размере десяти тысяч минимальных прожиточных минимумов.
– А в рублях это сколько же будет? Или в баксах?
– В баксах тысяч пятнадцать.
Разговор позабавил Зеленского. Приятно хоть изредка этак вот обломать сопляка, возомнившего себя великим охотником. Иногда от таких бывает польза, но большей частью они все же приносят неприятности. Норовят надуть МАС, утаить добычу, продать левому перекупщику – тут они шустры и проворны. А когда доходит до точного исполнения обязанностей – взять к примеру тот же клубный взнос, – энтузиазм куда-то испаряется… Так что Зеленский никак не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии.
Проводив приятеля, Олег отыскал проводника Сидора, еще раз заручился его согласием подтвердить, что Гришка не способен к походам в Сектор, и отправился к профессору. Баргозов отпер железную дверь и смерил лаборанта хмурым взглядом. Выглядел старик неважно – помятый, усталый. Видно, что плохо спал. Олег отлично понимал, что́ мучает шефа. Вчера Баргозову всучили солидную партию «сувениров» и хамелеоньих желез. «Сувениры», как объяснил Женя, профессор сбывает по каким-то своим тайным каналам, а железы до сих пор отдавал Гоче. Теперь агентство «Светлана» ушло из бизнеса, но железы профессор у обитателей Сектора принял. Предстоит расплатиться за товар, а как? Небось всю ночь голову ломал Баргозов, искал выход.
– Вот, Петр Ильич, – Олег протянул бумагу, – подпишите, пожалуйста. Так будет для всех лучше.
– Что это? – Профессор взял лист и пробежал текст глазами. – Заявление?
– Приятель мой уволиться решил. Не дожидаясь пагубных последствий. Не принял его Сектор, полное отторжение. Можете Сидора спросить, он подтвердит. Гришка парень неплохой и мой старый друг, но когда пришлось с хамелеоном и мутантами дело иметь, сдрейфил, не справился. В этот раз посчастливилось всем уцелеть, но я бы предпочел иметь рядом кого-то понадежней. Гришка только трепаться умеет, а в деле на него положиться нельзя.
– М-да? – Профессор смерил Олега задумчивым взглядом. – А что с вами, молодой человек… э… Свирцев, верно?
– Свирцев Олег. Я, Петр Ильич, наоборот, дело делаю, а язык держу за зубами. Хотите – испытайте.
– Знаете, что? – вдруг решился Баргозов. – Зайдите ко мне.
Он отступил на полшага. Пока Олег протискивался мимо него в кабинет, профессор придерживал дверь и глядел поверх плеча гостя – не видит ли кто. Заперев дверь, он кивнул на стул у стола:
– Садитесь. Молодой человек, мы едва знакомы, и я не могу пока что доверять вам полностью. Вы производите неплохое впечатление и в самом деле как будто годитесь для работы в Секторе. Но пока что я только присматриваюсь к вам.
– Понимаю.
– Еще вы понимаете, что в нашей работе бывают… скажем так: побочные заработки. Премии, о которых я упоминал в день нашего знакомства, не берутся из воздуха.
Олег собрался сказать, что он не вчера родился и кое-что смыслит в жизни, но профессор остановил его жестом:
– Погодите. Когда мы поработаем вместе, притремся, так сказать, друг к другу, я стану более откровенен. Пока что, не взыщите, буду краток, как говорит наш вечно юный президент. Умение держать язык за зубами очень важно. Я отлично понимаю вашего друга… вот, смотрите, подписываю заявление. Это нормально, что человек отказывается от нашей работы, едва столкнувшись с жизнью по ту сторону Барьера. Но если вы решили остаться, то извольте исполнять правила. Мои правила. – Последние два слова Баргозов произнес с нажимом.
– Я готов, – кивнул Олег.
– Вы много общаетесь с Кожиновым… – продолжил Баргозов и уставился на лаборанта, ожидая реакции.
– А с кем здесь еще общаться-то? – Олег улыбнулся и развел руками. – Женя неплохой парень. Только очень наивный. Идеалист он. Из-за идеализма и попадает во всякие неприятности. Я буду умней.
– Именно это я и хотел услышать. – Баргозов тоже улыбнулся, хотя и несколько напряженно. – Видите ли, в научных кругах своя этика. Ученик приносит работу учителю, тот исправляет ошибки, приводит сырой материал в приличный вид… После нескольких таких опытов имя ученика появляется под статьей. Появляется после фамилии учителя, в качестве соавтора, понимаете? И уже потом, когда наработан материал, когда имя хотя бы немного помелькает в специализированных изданиях – только тогда учитель позволит ученику самостоятельно что-либо сказать.
– Я понимаю. Если у меня возникнут какие-либо идеи или наблюдения, я обращусь к вам и не буду ждать немедленного признания. Я знаю, что такое упорная работа шаг за шагом.
– Замечательно. Я запрашивал информацию о вас в университете. Рекомендации весьма положительные, весьма! У вас может быть большое будущее в науке. Как вы сказали? Шаг за шагом? Да, именно так. Так у нас и делается.
Выходя из кабинета, Олег прокручивал в голове этот разговор и никак не мог отыскать, в каком месте он прокололся. Профессор собирался доверить ему хамелеонью железу для продажи в Шанхае, но почему-то передумал. Почему? Просто из-за того, что плохо знает нового сотрудника? Из-за Кожинова, с которым они постоянно общаются? «Ничего, – подумал Олег, – скоро у меня появится возможность убедить профессора в том, что я полезный и терпеливый ученик».